будто очнулся посреди большой пьянки жизни, без понимания происходящего, не помня себя. наверное, в таких случаях говорят: "я постарел". или повзрослел. непонятно, что делать дальше. выходишь, добрался до дома, проверяешь, насколько жив, понимаешь: можно быть и живее! как бы только живее стать? смотришь в зеркало, думаешь: "что я такое?" чай, окно, небо, стена, потолок. мир полон запахов и цветов, но ты их ощущаешь совсем иначе, чем раньше. ты видишь больше, но это тебя не так задевает. этой весной я без памяти влюбился в черёмуху: в её запахе я хотел раствориться, исчезнуть, связать себя с ним навеки, видеть бесконечные сны под аккомпанемент этого аромата. но это что-то такое, чего никогда прежде не было. нет желания бежать и лететь. есть, наверное, какое умиротворение и покой, и можно смотреть на происходящее со смутной улыбкой.
хотя в мире очень много говна. и как-будто половину тебя заполняет тоска, уравновешивая любые радости жизни. и появляется какая-то снисходительность: говно бывает. сейчас хорошо, а завтра говно. с этим даже можно жить, только непонятно, что с этим делать. от говна нет никакой защиты, и даже немного как-то становится страшно, хотя это недостаточно сильное чувство, чтобы так его охарактеризовать. было бы страшно в этом жить, но пока этого нет, то зачем страх? это больше похоже на безысходность: с говном ничего не поделать, оно будет плыть себе, не тонуть, уткнётся в кого - и всё. и никого не спасти, даже себя. и любимых не спасти. никого.
наверное, в этом и кроется бесконечное счастье любого светлого мига.
наверное, в первую очередь нужно защититься. такая бесконечная яма незащищённости внутри. незащищённости и бессилия. как уж тут постоишь на ногах?
лежишь на диване, и думаешь: "что же делать?"
хотя в мире очень много говна. и как-будто половину тебя заполняет тоска, уравновешивая любые радости жизни. и появляется какая-то снисходительность: говно бывает. сейчас хорошо, а завтра говно. с этим даже можно жить, только непонятно, что с этим делать. от говна нет никакой защиты, и даже немного как-то становится страшно, хотя это недостаточно сильное чувство, чтобы так его охарактеризовать. было бы страшно в этом жить, но пока этого нет, то зачем страх? это больше похоже на безысходность: с говном ничего не поделать, оно будет плыть себе, не тонуть, уткнётся в кого - и всё. и никого не спасти, даже себя. и любимых не спасти. никого.
наверное, в этом и кроется бесконечное счастье любого светлого мига.
наверное, в первую очередь нужно защититься. такая бесконечная яма незащищённости внутри. незащищённости и бессилия. как уж тут постоишь на ногах?
лежишь на диване, и думаешь: "что же делать?"
